В 1293 году, когда во время похода хана Дюденя Москва оказалась захваченной татарами, толпы беженцев укрылись в Твери, оставшейся невредимой. Многие затем так здесь и осели. А осенью 1297 года там, где в Волгу впадает река Старица, был заложен город, названный сначала Новый Городок, а позднее переименованный в Старицу. В Тверской летописи об этом событии говорится: «6805 A297) в лето срублен бысть городок на Волзе, ко Зубцову, на старице».
Заложили город для защиты юго-западных границ Тверского княжества, подобно тому как с юго-востока сторожами встали позднее города Холм, Клин и Городня. Более подходящее место для крепости трудно себе представить. Узкий длинный мыс буквально вздыбился над окружающим пространством. Опоясанный полно- водной некогда рекой Верхней Старицей и Волгой, а с юга и запада — мощными земляными валами, детинец на вершине 24-метрового холма представлял собою сильное и надежное укрепление. Тем, кто намеревался его штурмовать, надо было вначале преодолеть заполненный водой, снабженный железными ловушками и утыканный острыми кольями ров, затем взобраться на выложенные камнем откосы холма и только после этого идти на приступ под градом ядер и камней.
В центре Старицкой крепости в XIV—XVI веках стоял кремль, обнесенный четырехметровой стеной из толстых бревен с 13 башнями. На его территории разместились собор и две церкви, княжеский дворец, дома бояр, дом воеводы, острог, государевы житницы, дома стрельцов... В кремле, на Торговой площади, велась оживленная торговля медом и воском, стерлядью и белорыбицей, кафтанами и войлочными армяками, кувшинами, серпами, подковами и замками (кстати, замки делались тогда без запирающего механизма и вешались на дверь в знак лишь того, что хозяина нет дома).
Тверское княжество в XIV веке — едва ли не самое сильное на Руси. И развитое. Здесь даже в архитектуре, иконописи, книжной миниатюре складываются свои собственные традиции. Не удивительно, что против Твери постоянно плетутся интриги и на каждый опорный ее пункт зарятся. Не единожды переходила Старица из рук в руки, сгорала в огне и вновь восстанавливалась жителями, пока осенью 1485 года вся тверская земля не была присоединена к Москве Иваном III.
Иван III завещал Старицу в удел своему младшему сыну Андрею, который с тех пор стал именоваться Старицким. Человек спокойный, без особого честолюбия и больших политических притязаний, занимался он хозяйственным устройством своих владений, строительством монастыря и княжеского дворца. Занявший великокняжеский стол на Москве Василий III долгое время оставался бездетным, почему и братьям своим запретил обзаводиться семьями. Только во втором браке с Еленой Глинской у него родились двое сыновей. После смерти великого князя Елена объявила себя регентшей при малолетнем наследнике Иване Васильевиче (будущем Грозном). Василий III, как мы знаем, присоединив к Москве Псков, Смоленск и Рязань, завершил в основном «собирание» русских земель. Свободными, вольными оставались только Старицкое княжество и Великий Новгород. Это никак не устраивало регентшу, и она решила расправиться со своим, как ей казалось, опасным родичем. Прослышав об этом, Андрей Старицкий вышел со своим войском из крепости и двинулся к Новгороду, рассчитывая получить там поддержку и помощь.
В догон князю Глинская выслала войско во главе с воеводой Телепневым-Оболенским. Обе дружины встретились, но никак не решались вступить в бой. Тогда воевода начал переговоры и поклялся, что регентша не желает кровопролития, а хочет встретиться с Андреем Ивановичем в Москве, чтобы обговорить некоторые спорные вопросы. Князь поверил, отправился в Москву, где его тут же схватили, заковали в кандалы и уморили голодом в темнице.
дову князя Андрея Евфросинию (из рода Хованских) с сыном Владимиром освободили из заключения «на Москве» только после смерти Елены Глинской, в 1539 году, а через год семье Старицких был возвращен и их удел.
В 1553 году, во время болезни Ивана IV, многие бояре не захотели присягать его сыну, царевичу Димитрию, а заговорили о двоюродном брате царя, Владимире Старицком, как о возможном наследнике престола. Видимо, эти тревожные события 44 запали в память молодого царя. И, войдя в силу, начав вершить «большую политику», он постарался под ко- рень уничтожить весь род Старицких. В 1563 году Евфросиния Старицкая была пострижена в монахини под именем Евдокии и отправлена на Белоозеро, в Горицкий монастырь. У Владимира же Старицкого был «переменен» весь состав двора, а три года спустя — и вся территория удела. В октябре же 1569 года Иван Грозный вытребовал Владимира с женой и детьми в Александровскую слободу, где всех их и казнили (полагают, что их заставили вы- пить яд, — так, мол, без пролития крови).
В том же месяце отряд опричников ворвался в далекий Горицкий монастырь, что в семи километрах от Кириллова (Вологодская область), хотя нападение на монастырь, к тому же женский, во все времена и у всех народов считалось величайшим грехом. «Взяв в монастыре Евфросинию и ее келейницу и сенных девушек, опричники, не дожидаясь утра, погнали плачущих и полуодетых пленниц к реке Шексне. И здесь началась дикая расправа. Двенадцать женщин постреляли из пищалей и порубили саблями. Тела их, искрошенные на куски, отдали на съедение собакам. Саму княгиню Евфросинию засунули в мешок с камнями и бросили в воду на корм окуням и щукам».
Сомнительно, чтобы Грозный видел в своем двоюродном брате Владимире Старицком — человеке тихом и безвольном — истинного противника. Неутомимый строитель и меценат, Владимир сумел вписать свое имя в историю русского искусства. И не только потому, что был попечителем обустройства городов Дмитрова и Старицы. Именно его стараниями совершенно особое Вид на старую часть Старицы из-за Волги. место в изобразительном искусстве XVI века заняла старицкая поливная керамика, которая использовалась при декоративном убранстве храмов.
Достойным противником Грозного была, бесспорно, княгиня Евфросиния — женщина властная, стойкая, непокорная, тщеславная и сильная. Однако сегодня трудно судить о том, действительно ли она имела злой умысел против Ивана IV. Но вот о чем можно сказать совер- шенно определенно, так это о том, что княгиня была на 45 редкость художественно одаренной натурой.
вфросиния великолепно вышивала и держала при своем дворе целую мастерскую искусных вышивальщиц, где создавались произведения, составляющие сегодня славу русского лицевого шитья. Она приглашала к себе лучших художников из Москвы, украшавших в то время соборы Кремля. По их рисункам и изготовлялись различные шитые пелены, покрывала, плащаницы. В музее Кириллова находятся две из этих работ — плащаница и фрагмент хоругви. Еще одну можно увидеть в Историко- художественном музее Сергиева Посада — более сорока разнообразных швов использовано для изображения оплакивания умершего Христа. Особенно поражает красотой узоров одежда апостолов — каждая выполнена по- своему, кажется, что это и не шитье вовсе, а просто вшитые кусочки различной по рисункам драгоценной узорчатой ткани. Изумительна и плащаница, хранящаяся в Русском музее в Петербурге. На ней изображена в профиль Мария Магдалина, причем лицо ее настолько индивидуально и выразительно по своей внутренней силе, что многие специалисты видят в нем черты самой княгини Евфросинии.
Закончилась история последней княжеской вольницы на Руси. Старицкий удел был упразднен, а город включен в опричнину. Но в том же трагическом 1569 году загорелась звезда одной любопытнейшей личности из старицких уроженцев. Когда царь Иван Васильевич про- извел в городе «перебор людишек», большинство, естественно, отправились на плаху, но кое-кто уцелел и даже получил «повышение». Так, в чести у царя почему-то оказался местный «старец» Иов, тут же назначенный в игумены старицкого Успенского монастыря. Два года спустя он сделался уже архимандритом, и не где-нибудь, а в московском Симоновом монастыре — «опричной государевой богомольне». В 1575—80 годах Иов возглавлял уже другой крупнейший московский монастырь — Новоспасский. А в апреле 1581 года был поставлен епископом Коломенским. Трудно разгадать, чем привлек внимание царя этот, как утверждали, «недалекий провинциал». Говорят, обладал он феноменальной памятью и мог наизусть, без книг, вести всю церковную службу. Кроме того, «глас его был умилен во чтении, громогласуя и добротою чтения у всех сердце, яко огнем, попаляя». Иван же Васильевич и сам считал себя отменным знатоком Священного писания и тонким ценителем всякого «церковно- го благочиния».
После смерти своего благодетеля Иов не попал в опалу, как это обычно случалось, наоборот, пошел дальше в гору. В 1586 году он был назначен архиепископом Ростовским. А три года спустя, интригами Бориса Годунова, патриарх Константинопольский Иеремия возвел Иова в достоинство патриарха всея Руси. Так в отечественной истории появился первый русский патриарх. Годунов рассчитал верно: всецело преданный новому благодетелю, Иов оказался очень полезной фигурой в той политической игре, которую вел царский шурин. Но по иронии судьбы первый патриарх стал и невольным виновником гибели Годунова. В 1601 году, приметив грамотного и расторопного чудовского монаха Григория, Иов взял его в свою свиту. Когда же того обвинили в крамоле и чернокнижии, он бежал и превратился в «царевича Димитрия» — Лжедмитрия I. В июне 1605 года, во время восстания в Москве сторонников Лжедмитрия, Иова чуть было не казнили за противодействие «законному государю». Намерение предать смерти первого отечественного патриарха многих привело в смущение. В конце концов было решено отправить его на простой телеге туда, откуда некогда он начинал свой путь — в старицкий Успенский монастырь. Здесь он и скончался в июне 1607 года и был похоронен у западной стены монастырского собора. И лишь в 1652 году царь Алексей Михайлович приказал перевезти останки патриарха в Москву и захоронить их, как положено, в Успенском соборе, среди гробниц других отцов русской церкви.
В Старице в память о Иове осталась лишь белокаменная могильная плита.
Но вернемся к истории города. Во время царствования Ивана Грозного, отмеченного почти непрекращавшимися войнами с Польшей и Литвой, Старица становится по сути дела его временной ставкой. Ее же он избирает местом для переговоров с королем Стефаном Баторием. По подсчетам Карамзина, в городе было сосредоточено до 300 тысяч русских воинов с множеством скорострельных пушек — настоящий военный лагерь. Вероятно, то был последний раз, когда Старица ощущала себя политически важным центром. Далее начинается ее увядание. В 1608 году, когда Старица отказалась присягнуть на верность Лжедмитрию II, крепость была осаждена, разграблена и разрушена. «И поднялся тут страшный грохот, аки грому подобный, — отмечал летописец, — и вздыбилась к небесам вода, и поплыли по Волге во множестве тела супостатов». Защищался город отчаянно, но не смог устоять против профессиональных войск. А после большого пожара 1637 года старицкий кремль окончательно пришел в упадок: не стало ни княжеского дворца, ни великолепного Архангельского собора, ни других богатых церквей, ни укрепленной стены с башнями...
После войны с Польшей границы отодвинулись на запад и надобность в Старицкой крепости отпала. Город, спустившись с высокого холма, стал понемногу перемещаться на отлогие берега Волги. Его причисляли то к смоленской, то к петербургской, то к новгородской земле, пока, наконец, Екатерина II не определила в 1775 году Старице статус уездного города Тверской губернии, восстановив прежний ее герб — согбенную старуху с посохом в серебряном поле. Происхождение этого странного изображения толкуют по-разному. Одна из легенд повествует о некоей старухе, единственной живой душе, схоронившейся в пещере и уцелевшей во время татарского нашествия. Еще более сомнительна другая легенда, рассказывающая, как приходили на эту землю литовцы. Узнав о продвижении врагов, жители сделали подкоп под Волгу и схоронили там все свое имущество. Взяв город и увидев, что грабить нечего, литовцы обозлились, перебили всех жителей, а город предали огню. Придя на помощь, тверской князь застал в живых одну-единственную старуху, которая пряталась в береговой пещере. Но ведь в летописных источниках название «Старица» появляется лишь в конце XV века — какие там татары или литовцы, с которыми, кстати, дружила тверская земля! В старые времена город именовался то Новым Городком, то Городком на Старице, то есть на реке, являющейся старым руслом Волги. Отсюда, всего вероятнее, и произошло название как речки, так и города.
Казалось бы, забытая царями и центральными властями Старица вполне могла потихоньку сойти на нет и захиреть, как это случилось с множеством российских городов. К счастью, судьба ее сложилась иначе. Она стала городом купцов и ремесленников. Здесь велась оптовая торговля хлебом, лесом, пенькой, были развиты кузнечное, сапожное, гончарное и другие ремесла. Особенно широко был известен кузнечный промысел. На левом волжском берегу, сразу за мостиком, у подножия городища, и сегодня бросаются в глаза арки врытых в холм старых кузниц. Когда-то вплотную примыкавшие друг к другу аркады кузниц огибали весь холм, создавая не знающий аналогов единый ансамбль — как сказали бы сейчас, этакий центр кузнечного дела. Во многих музеях можно увидеть кольчуги и шлемы старицкой работы. Когда же надобность в таком снаряжении отпала, кузнецы ковали лошадей, оковывали телеги, тарантасы и кареты, делали серпы и косы, топоры, ножи и вилы, лудили и паяли, тянули проволоку, отливали изделия из меди... И товар этот ценился далеко за пределами уезда. И еще один забытый в наши дни промысел можно припомнить. Вблизи Старицы велась ломка белого известкового камня, который звался «старицким мрамором». Купцы скупали его и сплавляли на барках в Тверь, Ярославль, Петербург. Старицкий известняк широко использовался для облицовки зданий, для фундаментов и памятников. Каменоломни давно заброшены, запасы камня не изведаны, а облицовочный материал (худшего, кстати, качества) до недавнего времени везли аж из Крыма!
Едва ли не в любом справочном издании новейшего времени можно найти упоминания о том, что уровень культурной жизни в Старицком уезде был очень низок. Редко приводят факты иного толка. Вот, например, такая любопытная история. Во Введенской церкви Успен- ского монастыря располагалась экспозиция краеведческого музея. Начало ему положил местный энтузиаст И. Крылов. Продолжил дело Евгений Клодт, собравший уникальную коллекцию оружия — от каменного до нашего, XX, века и редчайшую коллекцию монет. Были в том музее и древние рукописи, и выдающиеся произведения живописи, и другие уникальные вещи, так что еще на заре нашего века музей крошечной Старицы был внесен в лейпцигский справочник «Музеи мира».
Попадая в Старицу, трудно не обратить внимание на высокое плато с геометрически ровными краями, безлюдное, густо поросшее травой, на котором одиноко возвышается огромный собор с высокой колокольней. Это и есть старицкое городище, одно из немногих в нашей стране по сохранности земляных укреплений. Сам кремль, как уже говорилось, не сохранился. Нынешний же Борисоглебский собор, тяжеловесный куб которого стоит над городищем, — сооружение 1820 года (колокольня построена в 1827 году). Он был поставлен неподалеку от места, где находился прежний собор — самое грандиозное сооружение старицкого кремля. Его возводили в 1558—1561 годах и нарекли именами Бориса и Глеба — покровителей русского воинства.
Грабарь в своей «Истории русского искусства» пишет, что «оригинальный, из ряда вон выдающийся по своей конструкции пятишатровый храм современник храма Василия Блаженного, Старицкий собор, богато украшенный белокаменной резью и цветными изразцами с крупным декоративным панно «Распятие», с изразчатой лепниной под карнизом храма, — несомненно был великолепен и величественен». Если принять во внимание еще и высоту городища, то картина Старицы с Борисоглебским собором, который возвышался на нем как огромный, невиданный храм-город, представляется действительно потрясающей. (И, думается, совсем не случайно в XIX столетии на месте сломанного собора поставили в его честь памятник.) У самого подножия городища, на волжском берегу, рядом с бывшей Торговой площадью, красуется отреставрированная церковь Параскевы Пятницы (1750 год) — покровительницы торговли. Изящная церковка с небольшой центральной главой и раскинувшимися, как крылья, приделами-ротондами, кажется даже не культовым сооружением, а каким-то миниатюрным дворцом.
С городища открывается, вероятно, самая красивая панорама Старицы и ее окрестностей. Именно отсюда лучше всего смотрится знаменитый Успенский монастырь, считающийся одним из старейших в северо-восточной Руси. По преданию, основали его иноки Трифон и Никандр, которые «пришли на урочище Старый бор ... в 1110 году из Киевских пещер и стали там жить». Говорят, сначала они поставили часовенку, затем началась постройка деревянного собора. Но подлинных сведений от тех времен до нас не дошло, все поглотило татарское на- шествие. Только в первой четверти XVI века Андрей Старицкий возродил монастырь, правда, перенеся его на новое место (теперь он охранял беззащитный посад правого берега Волги).
В 1530 году был построен Успенский собор — вроде бы достаточно традиционное сооружение, да не совсем. Зодчий выделил центральную главу храма, поставив ее на восьмигранный постамент, некогда украшенный киле- видными кокошниками. Угловые же части храма он, наоборот, понизил, завершив их самостоятельными главками, тоже имеющими в своем 48 Вид на Борисоглебский собор и Пятницкую церковь—на втором плане поднимается ее ша- тер. основании декоративные кошники. Получилось, как у отца в Москве (у Ивана III), да со своей особинкой...
Владимир Старицкий продолжил дело: обнес монастырь каменными стенами с зубцами, по углам поставил круглые башенки, крытые шатрами. К сожалению, он мало успел. Иван Грозный понял задачу по-своему: в 1570 году выстроил здесь Введенскую церковь с огромной трапезной палатой в два этажа. Сооружение нелепо- грандиозное, между тем в ансамбле в общем-то смотрится и оно.
А вот что несомненно заслуживает внимания, так это церковь Иоанна Богослова, поставленная в 1694 году над монастырскими воротами. В начале XIX века, когда после одного из весенних паводков Волга вышла из берегов и затопила часть монастырского двора, арка ворот была заложена кирпичом, а сам въезд перенесен на более возвышенную западную сторону. Старые ворота с их открытой галереей и красивой декоративной отделкой постепенно ветшали, чтобы к нашему времени разрушиться почти окончательно: что-то сломано, кладка стен выветрилась, крышу неудобно даже словом таким называть... Но удивительно, и в таком плачевном состоянии церковь привлекает к себе внимание, подкупает изяществом форм, изысканным рисунком общего силуэта.
И все же самое милое в Старице — это сам город, где что ни улица, то история. Некоторые очень долго сохраняли свои подлинные названия — Стрелецкая, Пушкарская, Псаревская... На Псаревской улице (ныне — Маршала Захарова) некогда жила княжеская прислуга. В старицкую летопись попал некий Егорка-еретик, который «делает кирпичи на бывшей псарне и за богохульство в пьяном виде бит кнутом и наложена на него сорокадневная епитимья».
Кстати, кирпичи — очень прочные и упругие стали со временем главным промыслом этой улицы. Тут же, в каменной кладке, была найдена берестяная грамота: «Здесь погребен раб Божий Фрол, лишившийся живота от правежа», то есть забитый насмерть за какие-то прегрешения. Нынешняя улица Карла Маркса — бывшая Семеновская, где когда-то была церковь Симеона Столпника. Во времена Ивана Грозного эта расположенная «с приступа» улица была как бы форпостом кремля, на ней стояли оборонительные сооружения — заслоны, за которыми скрывались пушки и стрелец- кие полки. На самой корот- кой в городе Половинкиной улице, к сожалению, сейчас уже почти невозможно распознать тянувшийся в прошлом веке на четыре версты, выложенный белым тесаным камнем торговый причал. А ведь у этого тихого нынче берега швартовались тяжелые барки и из Нижнего Новгорода, и из Петербурга. Выше кузниц, у спуска к Волге, стоит украшенное полуколоннами здание с кону- сообразной крышей, обращенное к улице полуротондой. Прежде напротив, через площадь, стояло второе такое же, и оба они как бы открывали въезд в торговую часть города. Это были всего-навсего складские помещения, где во время гуляний продавали «прохладительные» на- питки. Но ведь как придумано! К тому же они удачно сочетались с расположенными рядом торговыми рядами — кирпичными зданиями на белокаменном цоколе, с арочными дверьми и широкими, обрамленными плоским рустом окнами.
Немало в Старице и обыкновенных жилых домов, не утративших своего первоначального вида. Очень типичны относящиеся, вероятно, к началу XVIII века три дома на улице Аптекарской. Два из них объединены аркой, создающей характерную для того времени «единую фасаду». Традиционно выкрашенные в два цвета дома покоятся на белокаменных фундаментах из «старицкого мрамора». Летом, в зелени садов, белые домики с арочными воротами из того же камня выглядят необыкновенно нарядно.
Немного найдется в России городов, которые, подобно Старице, пережили века и сумели сохраниться с «лица необщим выраженьем». Не это ли и имел в виду Сергей Островой, когда писал:
Воздух шпилями распорот,
В каждой впадинке — века.
Если Старица— не город,
То и Волга — не река.
Конечно, как-то уж очень залихватски сказано, вроде бы с наскоку. Иные тут нужны слова, иные акценты. Но уж кто как умеет... Побывайте в Старице, и я уверен, вы не сможете ни позабыть ее, ни даже сравнивать потом с каким-либо иным городом — так самобытно и привлекательно ее лицо.
«Если Старица не город…» Н. Грашин, 1997 г. По материалам- http://staritsa.ucoz.ru/